ЗЕРКАЛО ЭЛЬЗЫ 

Я и моя семья по национальности немцы, но мы не всегда жили в Германии. Жили мы в Восточном Казахстане, а потом, когда немцев стали вытеснять, мы продали все и переехали навсегда в Германию. Вытащила нас туда родная сестра моего мужа, тетя Эльза, дама преклонного возраста, решившая отдать все свое добро своему брату, моему мужу Эдуарду. Когда мы уезжали из Казахстана, я очень горько плакала, но не потому, что было жаль насиженного места, просто меня пугал дальний отъезд, и я не знала, как сложится на новом месте наша судьба. Сестру мужа я никогда не видела, да и он тоже совсем ее не помнил. Но я боялась и переживала зря, то, что я увидела, превзошло все мои ожидания. Нас в аэропорту встретил человек на огромном лимузине, это был водитель Эльзы, и он привез нас в шикарный особняк. 

Когда я увидела Эльзу, то очень удивилась: вместо женщины, которая была намного старше меня, перед нами оказалась удивительно молодая, цветущая женщина. Надо сказать, что Эльза, как и мой муж, была чистокровная арийка, а ее умерший муж до войны носил не только мундир, но и высокий титул. Прием был очень душевным и теплым. Нас ожидали куча подарков, красивая одежда и банкет. Потихоньку мы втягивались в заграничную жизнь, но еще очень долго меня сражали своим обилием разной еды немецкие магазины. Примерно около года мы жили у Эльзы в особняке, а потом она купила нам свое жилье — очень большой и хороший дом. Пока мы жили вместе, я узнала Эльзину тайну, то, от чего она не старела. Как я уже сказала, несмотря на свой преклонный возраст, Эльза выглядела как моя младшая дочь. Сперва я думала, что это из-за ее буржуазного происхождения, все-таки она имела прислугу и ничего сама никогда не делала. Опять же, хорошее питание, косметологи, да и если бы она сделала операцию, я бы этому тоже не удивилась. 

Как только мы стали жить у Эльзы, я уговорила ее уволить прислугу, так как мне хотелось хоть как-то ее отблагодарить, быть ей не в тягость, а полезной, и она, к моему удивлению, согласилась. Я стала убирать в доме, стирать, готовить еду, и в этом мне помогала моя старшая дочь. Убирать в таком доме было просто удовольствие. Везде гладкие полы, которые моются специальной машиной. Посуду вообще просто ставь в посудомоечную машину, и она ее вымоет. Кухня оборудована по последнему слову техники, у нас, в России, мы о таком и не слыхали. Готовлю я так, что не каждый повар в ресторане так сможет. Каждый день я стряпала пирожки, расстегаи, оладьи, блины, разные булочки и торты. Варила настоящие наваристые борщи и супы. Особенно Эльзе нравились мои котлеты, вареники, пельмени и холодцы. Мы очень с ней подружились, много обо всем болтали, и я делала ей массаж ног, который она обожала. 

Однажды Эльза мне сказала: «Я так тебя люблю, как никого еще никогда не любила. Замуж я вышла за богатство, детей у нас не было, а подруг я никогда не имела. Я не представляю, как могла раньше без тебя жить. Мне никогда еще не было так легко и спокойно, и я сделаю все для тебя и твоих детей». И она действительно была добра и щедра и ко мне, и к моим детям. Не знаю уж, было ли ей жалко денег, но она их тратила на всех нас в невероятном количестве. Покупала она для нас только самое хорошее и дорогое. Позже она купила для моей семьи огромный шикарный дом, правда, с одним условием, чтобы я не оставляла ее и жила с ней до самой ее смерти. За время, пока я жила в ее доме, я, естественно, узнала, где и что у нее лежит. Все ключи были у меня, кроме одного. Это было место, куда я не имела права входить, — комната, которая была рядом с ее спальней, на втором этаже. Пару раз, еще в самом начале, я пыталась попросить у нее ключ от этой комнаты под предлогом навести в ней порядок, но всякий раз слышала отказ. 

Когда я в третий раз предложила ей сделать в этой комнате уборку, Эльза сказала: «Ты больше этот ключ не проси. Запомни раз и навсегда — я не хочу, чтобы ты или кто другой входили в эту комнату. Там вещи моего покойного мужа, и там когда-то стоял его гроб. Делать в этой комнате тебе нечего. Выкинь из головы лишнее: там нет ни денег, ни золота, ни серебра. Все ценное я храню в банках, это у вас в России деньги держат в чулках или под матрацем, а Германия — цивилизованная страна». Больше мы к этому разговору не возвращались до тех пор, пока Эльза не умерла, вернее, до того, как она стала умирать. Десять лет назад, 21 марта, она серьезно заболела, и что бы я ни делала, никак не могла сбить очень высокую температуру — Эльза пылала как печь. Приехал ее личный врач и сказал, что ее организм борется, но сделать уже ничего нельзя, дни ее сочтены. Услышав это, я разрыдалась, ведь к тому времени мы действительно очень сблизились и сроднились. К тому же она была для меня опорой и моей благодетельницей, которая обеспечивала всю мою семью. 

Вечером ей стало немного лучше, и я сидела у ее кровати, с замиранием сердца глядя на то, как она спит. Неожиданно Эльза открыла глаза и очень ласково на меня посмотрела: «А я ведь слышала, как ты рыдала. Тебе меня жаль, и мне это отрадно. Но плакать не надо, ты, наверное, забыла, насколько я стара, я и так прожила очень долгую жизнь, а значит, и смерть моя ходит где-то рядом». Помолчав, она продолжила: «Сегодня я отдам тебе мой заветный ключ, но сперва послушай меня. Мой муж во время войны имел большой чин, но, несмотря на это, он по характеру был слишком мягким и добрым и, пользуясь своим положением, спас многих евреев. Однажды он вернулся домой с пакетом. С его слов я поняла, что он в очередной раз помог одному еврею-антиквару и его семье избежать смерти, позволив ему скрыться и уехать в безопасное место, и конечно же мой супруг при этом очень рисковал. Понимал это и еврей. И в знак величайшей благодарности за подаренную жизнь ему и его семье он отдал моему мужу очень древнее, антикварное зеркало, сделанное из горного хрусталя и чистого золота. 

Кроме этого, все оно было усыпано множеством редчайших алмазов, я не могла оторвать глаз от этой необычайной, роскошной красоты. На задней поверхности ручки зеркала было что-то написано то ли на арабском, то ли на турецком языке. В тот момент, глядя на этот раритет, я и мой муж думали, что вся ценность этого предмета состоит в золоте и алмазах необычайной красоты. Мы радовались с ним подобной удаче. Вообще, мой муж довольно часто приносил в дом конфискованные раритеты, а позже, когда он был на фронте и армия занимала страны и города, он отправлял мне невероятно красивые и дорогие вещи — картины, меха и ценные украшения. Что-то я надевала и носила, но большую часть сбывала и хранила золото в швейцарских банках. Потом муж погиб, но у меня к тому времени уже было огромное состояние. 

После войны я жила в Швейцарии, затем во Франции и Италии, и только когда Берлин отстроился, я вернулась домой. Зеркало еврея-антиквара было моей самой любимой вещью, и я никогда с ним не расставалась. Ночами и днями я глядела в его хрустальное стекло. Оно завораживало меня, и когда я держала его в руках, комната качалась, как колыбелька. Я чувствовала себя ребенком на нежных руках любящей матери. Чтобы мое зеркало не видела прислуга, я держала его в несгораемом шкафу. Я ревновала свое зеркало ко всем людям на свете, и если бы оно разбилось или потерялось, то я, наверное, тут же бы умерла! То, что я перестала стареть, я заметила давно, сперва я это связывала с особенностями своего организма, а все остальные мысли старательно от себя гнала. 

Однажды я случайно столкнулась лицом к лицу со своей школьной подругой, которую не видела лет шестьдесят. Я бы ее сама никогда не узнала, она была форменная старуха. Зато она меня узнала, ведь я не изменилась и была по-прежнему молодой. Конечно же я ей что-то наплела про косметические операции, но именно с этого времени, увидев ее старое лицо, я во всей мере поняла, что то, что происходит со мной, не просто поразительно и странно, но и страшно, и я уже эту мысль не гнала, а стала думать и пытаться разобраться в происходящем. Как бы там ни было, но в моей моложавости я усматривала заслугу зеркала. Иного объяснения я так и не смогла найти. Достав из сейфа свое заветное стекло, я стала тщательно переписывать то, что было написано на его ручке. Затем, взяв лист с иероглифами, я поехала к известному языковеду и, не объяснив причину, попросила его перевести слова. 

Мне было сказано, что настоящий язык имеет очень древние корни и поэтому перевод может получиться не совсем точным. Переведенное им звучало так: „Лучезарный лик останется лучезарным. Блистательная красота сохранится навсегда, но тело изнутри состарится и умрет“. Некоторые слова остались не переведены, но и этого мне было достаточно — мое зеркало является частью какого-то старинного колдовства...» После этих слов Эльза натянуто улыбнулась и спросила: «Посмотри, сколько ты мне дашь лет?» Я ответила: «Ты моложе моей дочери!» — «Это так, — вздохнула она, — с виду я действительно молода, но если бы ты знала, как болят и ноют мои кости и суставы. Как кружится голова и как меня тянет в сон. 

Тело мое умирает, и я хочу тебя попросить, нет, не просить, а умолять, чтобы ты, когда я умру, положила со мною в гроб мое зеркало. Если ты слово не сдержишь, то я тогда на том свете тебя прокляну. Кому же мне тогда верить, если не тебе, моя дорогая...» Когда Эльза умерла, она лежала в гробу, как восемнадцатилетняя девушка, как юная невеста в белом атласном платье, которое она сама себе приготовила на гроб. Ее лицо было подобно спящему нежному ангелу, покоившемуся на кружевной подушке, а под этой подушкой лежало ее любимое зеркало, которое в обмен на жизнь когда-то подарил еврей-антиквар.